Наука. Общество. Оборона (noo-journal.ru). - 2016. - № 2 (7)

DOI: 10.24411/2311-1763-2016-00015

Аннотация. Актуальность темы определяется исчерпанностью прежнего неформального контракта между федеральным Центром и северокавказскими элитами. В статье указывается, что это повышает риск роста сепаратистских настроений в макрорегионе и популярности там идей радикального исламизма. Утверждается, что одним из способов нейтрализации данных рисков может стать новая социально-культурная адаптация региона с помощью представителей титульных этносов, ранее мигрировавших в другие регионы страны и сейчас желающих занять статусные позиции в местных элитах.

Ключевые слова: экстремизм, ИГИЛ, гражданское общество, элиты, Северный Кавказ.

Summury. The relevance of the topic is determined by the exhaustion of the old informal contract between the Federal Center and the North Caucasian elites. The article states that this increases the risk of growth of separatist sentiment in the region and the popularity there of the ideas of radical Islamism. t is argued that one way to neutralize these risks may become a new socio-cultural adaptation in the region with the help of representatives of the titular ethnic groups previously migrated to other regions of the country and now wishing to occupy status positions in the local elite.

Keywords: extremism, ISIS, civil society, elites, North Caucasus. 

Северный Кавказ в последние 10 лет перестал быть приоритетным раздражителем для остальной части России. Если на протяжении 1990-х гг. и первой половины нулевых значительная часть проблемных новостей черпалась СМИ из этого региона, то в последнее десятилетие ситуация изменилась.

Во-первых, улучшение ситуации в Чеченской республике к середине «нулевых» и негласный запрет на существенные потоки негатива из республики позволили улучшить информационный фон присутствия всего Северного Кавказа в российском медиа-поле.

Во-вторых, жесткая политика чеченских властей по борьбе с нелояльными власти, в том числе и экстремистскими движениями, позволила не только выдавить их из этого субъекта РФ, но и в значительной мере лишила смысла существования и перспектив экстремистские группы в других республиках Северного Кавказа, поскольку в 1990-е гг. они были встроены в единую «производственную цепочку» экстремизма. Например, воевавшие в Чечне боевики использовали сопредельные регионы, прежде всего, Ингушетию в качестве базы для отдыха, пополнения ресурсов и т.п.

Наконец, власти северокавказских республик смогли локализовать медийный фон происходящих в макрорегионе событий – общественное мнение в остальной  части России адаптировалось к негативным новостям о терактах на Кавказе, которые регулярно происходят там, но уже не вызывают такого резонанса.

Однако эффективность существовавшей последние десять лет схемы по нейтрализации экстремистов в макрорегионе близка к исчерпанию, что обусловлено рядом факторов.

Во-первых, существует серьезный риск реанимации сепаратистских настроений в регионе, прежде всего, среди элит. В последние 7-10 лет базу экстремистского подполья на Северном Кавказе составляют сторонники международных исламистских движений, а не местных сепаратистских, как это было в 1990-е гг. и в начале «нулевых» [1, с. 20-28]. Это было обусловлено относительной эффективностью контракта, который был заключен между федеральным Центром и республиками к середине «нулевых» и который кратко можно охарактеризовать как «лояльность в обмен на дотации». В его рамках демонстративная лояльность республиканских элит обеспечивалась в обмен на фактическую бесконтрольность расходования перечисляемых из Москвы средств (значительная часть которых и оставалась в Москве, перемещаясь лишь формально на бумаге). В обмен на это местные элиты гарантировали два момента, касающиеся обеспечения стабильности (помимо обеспечения нужных показателей на выборах):

• А) потенциальный протест местного населения, связанный с тем, что выделяемые бюджетные средства практически до него не доходят, будет локализован в рамках самих республик, он не станет проблемой для федерального Центра;
• Б) деятельность террористического подполья не будет выходить за пределы Северного Кавказа, теракты в Москве и других крупных городах, вызывающие общероссийский резонанс, практически сойдут на нет.

До последнего момента этот негласный договор соблюдался. Ситуация во многом стабилизировалась и благодаря тому, что радикальные элементы, служившие в 1990-е – начале «нулевых» базой для сепаратистских движений, во многом были «ассимилированы» местными элитами и были включены в цепочку локальных клановых связей. Из представителей политических радикальных течений они превратились в классические ОПГ, расцвет которых на территории остальной России пришелся на 1990-е гг. и которые лишь прикрываются идеологическими лозунгами, на самом деле «крышуя» теневые финансовые потоки, то есть из их деятельности исчезла ключевая политическая составляющая, а сфера их интересов была существенно локализована. Периодически они использовались для внутриэлитных разборок под «брендом» экстремистского подполья. Примером здесь может служить убийство в 2009 году министра внутренних дел Дагестана Адильгерея Магомедтагирова, в котором официально обвинили экстремистское подполье [2]. Реально, скорее всего, он стал жертвой борьбы за пост главы Дагестана. Убитый министр, который за десять лет пребывания в должности выстроил достаточно жесткую «вертикаль» собственной власти, считался одним из наиболее вероятных сменщиков тогдашнего главы республики Муху Алиева, чей срок полномочий к моменту покушения подходил к концу, и их продления не предполагалось.

Однако к настоящему моменту созрели существенные предпосылки для пересмотра контракта «лояльность в обмен на дотации». Прежде всего речь идет о том, что федеральный Центр испытывает серьезные проблемы с наполнением бюджета и дальнейшим выполнением обязательств перед северокавказскими республиками. Сокращение расходов на регионы является одним из главных неафишируемых направлений «бюджетной оптимизации», и в дальнейшем объем перечислений северокавказским республикам будет только сокращаться. На таком фоне рост сепаратистских настроений среди местной элиты неизбежен, что войдет в резонанс с настроениями населения и в несколько измененном виде может повторить динамику ситуации в республиках конца 1980-х гг. [3].

Вторым важным вызовом социально-политической стабильности в макрорегионе может стать возможная экспансия ИГИЛ и других запрещенных в России экстремистских организаций, которая на самом деле подспудно уже происходит, но пока еще не достигла критических значений, что дает шансы на ее нейтрализацию. Одним из способов борьбы местных элит с радикально-сепаратистским элементом стало не только его нейтрализация, но и вытеснение за пределы республик. С начала активной фазы борьбы по стабилизации Северного Кавказа в 2000-е гг. радикально настроенные выходцы из республик принимали активные участие во всех знаковых конфликтах на Ближнем и Среднем Востоке – от Афганистана до Сирии. В последнем случае возникла серьезная опасность того, что успешные действия международной коалиции по борьбе с боевиками спровоцируют отток выходцев из России, воюющих в составе формирований экстремистов, на «малую родину», однако в настоящий момент ясно, что быстрого успеха на Ближнем Востоке, прежде всего, в Сирии, контртеррористическим силам по разным причинам достичь не удастся.

Однако это лишь незначительно отсрочивает проблему потенциальной дестабилизации ситуации на российском Северном Кавказе, но не нивелирует ее. Международный экстремистский альянс заинтересован в расширении своей сферы влияния, и в числе первоочередных направлений такой экспансии помимо российского Поволжья находится Северный Кавказ. Поскольку, в отличие от 1990-х гг., федеральный Центр жестко контролирует внешние границы, в том числе и на южных рубежах России, то вместо международных эмиссаров экстремистского движения (вроде пресловутого Хаттаба) носителями деструктивного потенциала могут выступить «обратные мигранты» в лице жителей республик, которые в настоящий момент находятся в составе экстремистских формирований за пределами России, но могут вернуться в страну в любой момент, так как имеют гражданство РФ, и власти не вправе запрещать им въезд на территорию страны. По оценкам властей, число российских граждан, принимающих активное участие в деятельности международных экстремистских объединений, колеблется по разным данным от нескольких сотен до нескольких тысяч, но в реальности, как представляется, их может быть с учетом «спящих» активистов в самих республиках в несколько раз больше [4].

Таким образом, главную опасность для социально-политической стабильности на Северном Кавказе представляет обратная миграция российских граждан, в настоящее время принимающих активное участие в деятельности экстремистского интернационала и привязанных географически и культурно к данному макрорегиону. Питательной средой для их активизации могут стать действия местных элит в рамках ревизии контракта «Лояльность в обмен на дотации». Как это уже было в начале 1990-х гг., местные элиты попытаются использовать подконтрольные им сепаратистские движения для шантажа федерального Центра с целью максимизировать выделяемые финансовые потоки. Однако расчет местных элит на подконтрольность актива сепаратистских движений может не оправдаться, и они «войдут в резонанс» с активом международных экстремистских организаций, которые к тому моменту заметно форсируют свою деятельность в макрорегионе.

Прецедент выхода сепаратистских движений из-под контроля местных элит уже имел место в новейшей истории России в 1990-е гг. в национальных республиках Поволжья, когда пытавшиеся использовать такие движения местные элиты потеряли над ними контроль и сами в значительной степени были вытеснены своими вчерашними ведомыми, которые заняли их место, за пределы республик. Правда, тогда этот процесс не накладывался на фактор активизации международных экстремистских движений, а поэтому прошел относительно спокойно, особенно с учетом тех проблем, который стояли перед страной в 1990-е гг.

Итак, серьезную опасность для социально-политической политической стабильности в северокавказском регионе представляет обратная миграция тех его жителей, которые связаны с международными экстремистскими движениями. В связи с этим возникает вопрос о том, с помощью каких инструментов можно нейтрализовать данный риск. С тактической точки зрения, конечно, прежде всего целесообразно использовать арсенал спецслужб – выявление таких потенциально опасных субъектов и их нейтрализацию в рамках правового поля.

Однако со стратегической точки зрения целесообразно использовать политические инструменты. Обратной миграции с «глобального Юга» целесообразно противопоставить обратную миграцию с «глобального Севера». Речь идет о тех представителях северокавказских республик, которые в постсоветский период, в течение последних 25 лет, в рамках существенного ослабления государственного контроля за внутренней миграцией выехали за пределы региона и поселились прежде всего в ареалах-носителях другой (по сравнению с традиционной) политической культуры – крупных городских агломерациях России.

Фактически речь идет о новом витке инкорпорации Северного Кавказа в общероссийское культурное пространство, только с помощью других агентов такого культурного влияния. В 19-20 вв., в рамках «первой волны», такими агентами выступали представители этносов, не являвшихся на тот момент автохтонными для региона, прежде всего, русскоязычные мигранты (но не только). В настоящий момент демографическая база для повторения подобного рода культурной ассимиляции исчерпана по естественным причинам, поэтому агентами этого процесса должны выступить выходцы из региона, этнически гомогенные его жителям, но по своим взглядам являющиеся носителями городской культуры, которая в силу своей гибкости и терпимости гораздо более устойчива к воздействию экстремистских идей.

Этому возможному процессу способствует объективно сложившаяся ситуация. Выходцы из северокавказского региона, мигрировавшие из него в крупные города в последние 25 лет, сумели добиться серьезного успеха, но их дальнейшее продвижение на новом месте жительства затруднено сужением каналов вертикальной социальной мобильности, особенно в условиях ухудшающейся экономической ситуации. В связи с этим они все чаще пытаются продолжить свою карьеру на «малой родине», инкорпорируясь в местные элиты, но при этом используя практики и инструментарий, характерные для современного городского, а не патриархально-традиционного общества (клановость и коррупцию).

Примером попыток такой экспансии в рамках «обратной миграции» может служить последняя думская кампания[5]. Как минимум в двух регионах представители контрэлиты попытались в рамках общепринятых публичных гражданских процедур добиться усиления своего влияния на происходящие в республиках процессы. В первом случае речь идет о Карачаево-Черкесской республике, где столичный предприниматель карачаевского происхождения Алий Тоторкулов попытался выдвинуться кандидатом в Госдуму по единственному в республике одномандатному округу. В итоге эта попытка завершилась фиаско, но концентрация ресурсов всей местной элиты для реализации подобного решения была на пределе. Социальную базу активистов Тоторкулова составляли как раз молодые люди (проживающие как в республике, так и за ее пределами в крупных городах), занимающиеся бизнесом или желающие им заняться. Кроме того, они не относятся к верхушке местной элиты и не имеют шансов быть инкорпорированными в нее в рамках существующих в субъекте Федерации клановых механизмов. В итоге им удалось мобилизовать исключительно в рамках гражданских процедур и городской правовой культуры значительную часть населения, что существенно затруднило его недопущение до выборов. Для этого вынуждена была консолидироваться вся местная элита, обычно заметно фрагментированная.

В Дагестане подобная ситуация имела место на региональных выборах – в Народное собрание республики. О себе заявила региональная партия «Народ против коррупции», основу которой составили представители местной контрэлиты в лице общественных деятелей районного уровня. Кроме того, в ее списках были и известные сторонники традиционного ислама, включая сына дагестанского шейха Саида-эфенди Чиркейского, убитого экстремистами в 2012 году. В итоге под давлением партию заставили сняться с выборов, однако для этого местные власти также были вынуждены сконцентрировать максимальные ресурсы.

Оба этих прецедента объединяет то, что политическая борьба велась с помощью конкурентных механизмов городской политической культуры, основанной на публичном, а не кулуарно-клановом процессе. Оба проекта не были доведены до конца, но создали серьезные проблемы для игроков, использующих патриархальные политические практики, и потребовали от них чрезвычайной консолидации и мобилизации всех имеющихся ресурсов.

Таким образом, эффективным способом нейтрализации двух основных вызовов, которые могут прийти в изменившейся ситуации с Северного Кавказа – рецидива сепаратизма и экспансии международных экстремистских сетей – целесообразно противопоставить «обратную миграцию» выходцев из региона, уже социализировавшихся в российских мегаполисах и являющихся носителями иной по сравнению с «малой родиной» политической культуры. Мотивом для них может служить желание инкорпорироваться в местные элиты без использования кланово-коррупционных механизмов. Последние, в свою очередь, серьезно делегитимируют действующую власть в глазах населения, что служит питательной средой для распространения экстремистских идей. При этом носители городских политических практик должны приходить в регион не «сверху» (как, например, был назначен нынешний глава Дагестана Рамазан Абдулатипов), а «снизу» - через публичные и конкурентные процессы, прежде всего, выборы. Это позволит провести вторичную «культурную колонизацию» региона, который после оттока оттуда русскоязычного населения вернулся к архаическим практикам, что создает питательную почву для распространения идей «исламского модернизма» в виде экстремистской идеологии, которая также апеллирует к идеям справедливости. 

Список литературы и источников

1. Ярлыкапов А.А. Проблема экстремизма и этнического сепаратизма в этнических республиках Северного Кавказа. Электронный ресурс // Институт религии и политики // Код доступа: http://i-r-p.ru/page/stream-exchange/index-15822.html 
2. Алиев Т. Ловушка для министра // Российская газета. 08.06.2009.
3. Громыко Ф. Кавказу сокращают бюджет. Электронный ресурс // Кавполит // Код доступа: http://kavpolit.com/articles/kavkazu_sokraschajut_bjudzhet-18766/ 
4. Обнародовано количество россиян в ИГИЛ. Электронный ресурс // Ислам сегодня // Код доступа: http://islam-today.ru/novosti/2016/04/18/obnarodovano-kolicestvo-rossian-v-igil/
5. Казенин К. Как политика возвращается на юг России // РБК-daily. 21.09.2016.

Наука. Общество. Оборона (noo-journal.ru). - 2016. - № 2 (7)